Агрессия и жестокость: почему нам нравится смотреть “Что было дальше?”

Казнит и сажает в тюрьмы неуверенный в себе.
Он уничтожает свидетелей и судей.
Но для того чтобы обрести величие,
недостаточно истребить свидетелей собственной низости.

Антуан де Сент-Экзюпери

Насилие и жестокость

Начнем с до боли знакомого. У нашего вида проблемы с жестокостью. Мы способны «вырастить» сотни ядерных грибов; мы знаем, что через вентиляцию метро или душевые лейки можно запустить ядовитый газ, что пассажирские самолеты могут превращаться в оружие, что с помощью обычного письма вполне реально заразить адресата сибирской язвой, что массовую резню представляют военной стратегией, что бомбы взрываются на рынках, что дети с автоматами устраивают кровавую бойню другим детям. Что в некоторых регионах мира каждый – от разносчика пиццы до пожарного – боится нападения. И это мы не говорим о насилии, действующем не напрямую, а исподволь: вспомним, например, про жестокое обращение с детьми, про жизнь национальных меньшинств в окружении символов, кричащих о превосходстве и силе большинства. Мы все существуем с оглядкой на угрозу, исходящую от себе подобных.

Если бы речь шла о насилии как таковом, то проблема легко решалась бы с помощью интеллекта. СПИД – это безоговорочное зло, значит, искореняем. Болезнь Альцгеймера – тоже. Шизофрения, рак, истощение, болезнетворные бактерии, глобальное потепление, нацелившиеся на Землю кометы – аналогично.

Вот только жестокость не желает помещаться ни в какие списки. И сложность с ней в том, что иногда она – явное зло, а иногда мы ничего против нее не имеем.

В этом и состоит одно из главных противоречий: мы не ненавидим насилие. Мы ненавидим неправильное насилие, насилие в неправильном контексте (и боимся его). Потому что насилие в правильном контексте выглядит как-то иначе. Мы платим приличные деньги, чтобы посмотреть на него на стадионе, мы учим детей давать сдачи в драке и довольны, когда нашему ненавистному врагу кто-нибудь насолил. Наша речь изобилует военными метафорами: мы скрещиваем шпаги и призываем к оружию, сплачиваем ряды и стоим насмерть. Мы мыслим в подобных терминах, даже когда дело касается такого интеллектуального упражнения, как шахматы: «Каспаров нападал с убийственной настойчивостью. Ближе к финалу ему самому угрожала мощная атака противника». Мы выстраиваем разнообразные теории вокруг насилия, мы выбираем лидеров, непревзойденных в данной области, а что касается женщин, то большинство из них предпочитает героев-победителей. Так что, когда агрессия «правильная», она нам нравится.

В том-то и состоит неоднозначность насилия, именно потому так трудно проникнуть в его потаенный смысл, что нажатие на курок может означать и бесчеловечную агрессию, и акт самопожертвования.

Нейробиологическая основа жестокости и насилия

В народе ходит легенда о “могучем тестостероне” – по мнению большинства именно он является причиной агрессии. А теперь давайте посмотрим на эксперимент, который показывает до какой степени это неверно.

Мы знаем о том, что агрессия в животном мире является необходимостью поддерживания как максимум статуса и как минимум выживания  – без нее не завоюешь себе партнера, не отстоишь территорию, не сможешь быть главным. Но мы же все-таки не животные? Ну не полностью, хотя бы.

Именно об этом подумали два исследователя из Цюрихского университета Кристоф Айзенеггер и Эрнст Фер и задали себе вопрос: “А что будет, если поддержание статуса потребует быть… хорошим?”. И начали пытать экспериментировать на людях. Они просили испытуемых играть в игру под названием «Ультиматум», в которой два игрока должны поделить денежный ресурс. Первый игрок предлагает какой-то вариант дележа, а второй должен либо согласиться с предложением, либо отвергнуть его. В последнем случае деньги не достаются никому. Предыдущие исследования показали, что первый игрок в случае отказа от своего предложения чувствует себя оскорбленным, отодвинутым на второй план, особенно если об отклоненном предложении становится известно в следующих раундах. Другими словами, по этому сценарию статус и репутация держатся на честности и справедливости.

Что же случится, если испытуемым предварительно дать тестостероновые препараты? Участники становятся щедрее. Гормон заставит вас делать именно то, что в данном социальном контексте будет считаться привлекательным и одобряемым. А это требует довольно-таки затейливой системы нейронно-эндокринных связей, тонко реагирующих на социальное обучение. Поистине трудно найти другое подобное исследование, которое так надежно лишит тестостерон «агрессивной» репутации!

Подъем уровня тестостерона после испытания не провоцирует агрессию. Вместо этого он ведет к тому поведению, которое необходимо для поддержания социального статуса. А это меняет все.

В этом исследовании был еще один любопытнейший аспект, который еще дальше отодвинул миф о тестостероне от реального положения вещей. Как и во всех подобных слепых экспериментах, участники не знали, что им дают – в данном случае это были либо физиологический раствор, либо тестостерон. Тот, кто считал, что получил тестостерон (независимо от того, что ему ввели в действительности), в игре делал менее щедрые предложения. Другими словами, бесстыжим вы становитесь не от собственно гормона, а от веры в то, что причина хамства – море тестостерона.

Что все это означает? А то, что благодаря тестостерону мы сильнее стремимся всеми допустимыми способами получить и поддерживать социальный статус. И ключевым в этой фразе является словосочетание «допустимыми способами». Создайте правильные социальные условия и при увеличении уровня гормона люди помчатся, обгоняя друг друга, совершать добрые поступки. В нашем мире, где агрессия мужчин встречается на каждом шагу, проблема не в том, что тестостерон увеличивает агрессивность. Проблема в том, как часто мы эту агрессию поощряем.

Что же может порождать агрессию и желание совершить насилие?

Климат и погодные условия

Начнем с более общего и менее очевидного – климат и погодные условия. Деградация окружающей среды может предсказывать повышение «жестокости» культуры: меньше доступной пахотной земли, чистой воды, больше загрязнения воздуха. Точно так же деградация ареалов обитания и снижение численности животных порождают культурный конфликт, если культура зависит от охоты. Основная мысль авторитетной книги Джареда Даймонда «Коллапс: Почему одни общества выживают, а другие умирают» сводится именно к этому: деградация окружающей среды привела к краху многие цивилизации.

Еще одно бедствие: болезни. Здесь стоит поговорить о таком феномене как поведенческий иммунитет, т.е. способность замечать симптомы болезни у других особей; это свойство есть у многих видов (актуально сейчас как никогда, да?). Как мы увидим, если в окружении появляются намеки на инфекционные заболевания, то люди превращаются в ксенофобов. Подобным образом исторически широкое распространение инфекционных заболеваний предсказывает культуру, недружелюбную по отношению к пришлым. Достаточно легко увидеть яркий пример этому в настоящее время.

Естественно, на показатели организованной агрессии влияет и погода: только представьте себе веками длившиеся европейские войны, которые неизменно приостанавливались в холодные зимние месяцы и на время сельхозработ. Но погода и климат затрагивают культуру на гораздо более глубинном уровне. Кенийский историк Али Мазруи полагает, что одной из причин исторической успешности Европы по сравнению с Африкой является климат: западная привычка планировать происходит от понимания неизбежности наступления зимы. Важные культурные последствия имеют и масштабные погодные колебания. По данным исследований, наводнения, засухи и циклоны тоже предсказывают характерную «жесткость».

Стресс 

При переживании длительного стресса миндалина обрабатывает эмоциональную информацию быстро, но не точно, мешает работе гиппокампа, нарушает согласие в лобной коре; мы становимся боязливыми, меланхоличными, неадекватно оцениваем риск, действуем автоматически вместо того, чтобы учесть новую информацию. Это удобренная почва для проявлений импульсивной агрессии; стресс или кратковременное введение глюкокортикоидов усиливают подобную агрессию и у грызунов, и у людей. Здесь и далее вы будете встречаться с НО, и вот оно:

  • стресс и глюкокортикоиды не генерируют агрессию как таковую, а увеличивают чувствительность к социальным побудителям агрессии;
  • этот эффект проявляется ярче у тех, кто предрасположен (!!) к агрессии.

Но есть и еще одна причина, в силу которой стресс усиливает агрессию – дело в том, что агрессия сама снижает стресс (и это особенно печально). Если крысу ударить током, то у нее подскакивает кровяное давление и уровень глюкокортикоидов; а если это проделывать многажды, то возникает риск «незаживающего» стресса. Кое-что помогает смягчить шоковый эффект: бегать в колесе, есть, грызть деревяшку от досады. Но самое эффективное средство для амортизации шока – это покусать другую крысу. Об этом мы еще поговорим – ниже. Это, кстати, одна из причин порождения домашнего насилия.

Травля

Травля – еще один фактор неблагополучия в детстве, и последствия от нее в зрелости сравнимы с последствиями грубого отношения дома.

Тут есть одна сложность. Мы все так или иначе наблюдали, или чувствовали на собственной шкуре, или участвовали в третировании бедняг, поэтому мы знаем, что жертва травли не выбирается случайным образом. Дети с шуточной бумажкой на спине «пни меня» часто или сами имеют проблемы с психикой, социальным и эмоциональным развитием, или они есть у них в семье. У таких детей и без того высок риск неблагоприятных последствий по достижении совершеннолетия, а если сюда добавляется травля, то их будущее выглядит еще более унылым.

Портрет хулигана-задиры тоже вполне типичен: начать с того, что по большей части такие дети растут в семьях матерей-одиночек или очень молодых родителей, малообразованных и с неопределенными перспективами трудоустройства. Обидчики делятся на два типа: самый распространенный – это тревожный, одинокий ребенок, который не умеет общаться; он третирует другого от отчаяния или с целью добиться признания. Такие обычно вырастают и прекращают третирование. Второй тип – уверенный в себе, равнодушный, социально развитый ребенок с трудновозбудимой симпатической нервной системой; так выглядит будущий социопат.

И еще одно поразительное наблюдение. Хотите увидеть ребенка, который почти наверняка превратится в совершенно несчастного взрослого? Найдите такого, который одновременно и гонитель, и гонимый, который терроризирует слабого в школе, а дома над ним издевается кто-то более сильный. Такие дети с большей вероятностью (чем просто обидчики или жертвы) страдают от душевных расстройств, хуже успевают в школе, слабее адаптируются в обществе. С большей же вероятностью от них можно ожидать использования оружия или нанесения серьезного ущерба. Очень хорошо эту цепочку развития от гонимого до взявшегося за оружие отразил эстонский фильм “Класс” (осторожно, рейтинг: 18+). По достижении совершеннолетия риск депрессии, тревожных расстройств, самоубийства у таких людей также выше.

В одном исследовании детям из трех перечисленных категорий предлагалось прочитать разные сценарии травли. Жертвы издевательств осуждали травлю и выражали сочувствие. Хулиганы-обидчики тоже порицали травлю, но находили ей логическое обоснование (к примеру, «в этом конкретном случае жертва сама виновата»). А что же жертвы-обидчики? Они говорили, что травля – это нормально. Неудивительно, что последствия для них самые плохие. «Слабак заслуживает травли; поэтому ничего страшного, что я его задираю. А это значит, что я заслуживаю глумления дома. Но я же не заслуживаю, это тот ненавистный родственник ужасен. Тогда, может, и я ужасный, что кого-то третирую. Но я же не ужасный, это они, слабаки, сами заслужили…» Вот такая кошмарная лента Мебиуса, которая снова возвращает нас к домашнему насилию.

Свидетели насилия

Что происходит, когда дети становятся свидетелями домашнего насилия, военных действий, группового убийства, побоища в школе? В течение нескольких следующих недель снижается концентрация и самоконтроль. Присутствие при насилии со стрельбой удваивает вероятность того, что свидетель сам совершит грубое насилие в ближайшие два года. Сюда же причисляются знакомые нам депрессия, тревога и агрессия. Исследования подтверждают, что преступники, совершившие насилие над личностью, чаще были свидетелями насилия в детстве, чем те, кто совершил ненасильственное преступление.

Это дополняет нашу общую картину неблагополучного детства. Отдельной темой является влияние на детей насилия в средствах массовой информации.

Существует множество работ, изучавших эффект наблюдаемого детьми насилия по телевизору, в кино, новостях, музыкальных клипах, а также их участия в видеоиграх с насилием. Краткие выводы:

Насилие по телевизору или в кино увеличивает вероятность агрессивного поведения вскоре после просмотра эпизода. Интересно, что этот эффект сильнее проявляется у девочек (притом что у них общий уровень агрессии ниже). Эффект тем сильнее, чем младше дети, или чем более реалистично показано насилие, или/и если оно подается как героизм. Также в результате подобного воздействия дети начинают относиться к агрессии терпимее: одно из исследований показало, что девочки-подростки после просмотра музыкальных клипов с насилием с большей готовностью соглашались терпеть его во время свиданий. Ключевым фактором здесь является именно насилие: ничто иное – ни возбуждение, ни волнение, ни разочарование – не увеличивает агрессию.

Если воздействие медианасилия сильно и постоянно, то можно предсказать более высокий уровень агрессии у молодежи обоих полов (агрессия понимается в широких рамках – от поведения в условиях эксперимента до криминального насилия). Это мощный эффект, он различим даже на фоне воздействия массмедиа в целом, влияния физического истощения и запущенности, СЭС, уровня преступности в районе, образованности родителей, психиатрических заболеваний, показателя IQ. Все это надежные результаты огромной важности. Связь между воздействием медианасилия в детстве и усилением агрессии в зрелом возрасте сильнее, чем между воздействием свинца и IQ, или количеством принятого кальция и костной массой, или присутствием асбеста и раком гортани.

ОДНАКО ЕСТЬ ДВА НО:

  • не существует научного подтверждения того, что особо опасные преступники (например, учинившие кровавую бойню) стали таковыми из-за воздействия именно медианасилия в детском возрасте;
  • подобное воздействие совсем не обязательно ведет к усилению агрессии – самый сильный эффект медиа оказывает на тех, кто и так уже предрасположен к насилию. Насилие на экране лишь делает предрасположенных к агрессии детей более безразличными и упорядочивает их собственную агрессию.

Почему же мы все равно на это смотрим?

Смещение агрессии

Феномен смещения агрессии на почве стресса (или отчаяния) наблюдается у многих видов животных. У павианов, например, примерно половина агрессивных действий происходит именно поэтому: самец высокого ранга проигрывает в драке и начинает гонять какого-нибудь юного самца. Тот, в свою очередь, кусает самку, а самка нападает на детеныша. Согласно исследованиям, чем чаще у самцов происходит смещение агрессии после поражения, тем ниже у них уровень глюкокортикоидов.

Люди отточили искусство перенесения агрессии, или вымещения раздражения, на других; вспомните, насколько подскакивает количество случаев избиения жен и детей во время экономического кризиса. Вот результаты исследования о домашнем насилии и футболе. Если местная команда неожиданно проигрывает, то после этого количество случаев мужского насилия в семьях увеличивается на 10 % (и никакого процентного увеличения, если команда выиграла или если проигрыш был прогнозируемым). А если ставки на выигрыш высоки, то картина еще усугубляется: насилие увеличивается на 13 %, если команда проигрывает в матче на выбывание, и на 20 % – если команда уступает в финальной игре.

Не так уж много известно о нейрофизиологии смещения агрессии и смягчении ею стресс-реакции. Ученые полагают, что нападение на низшего по рангу активирует дофаминергические контуры в системе награды, что наверняка погасит выделение КРГ. Слишком часто жизнь учит: лучше мы, чем нас.

Но давайте рассмотрим более нормативный вариант: в более современных обществах желание реализовать свою агрессивность все-таки табуированно (особенно на других людей). Однако мы все равно испытываем стресс, гневаемся и ненавидим. Нашей психике присущи агрессивные импульсы, которые очень сложно сдерживать, а значит они вынуждены искать обходные пути. И тогда желание смотреть на жестокость – это своего рода сублимация агрессивного импульса. Мы получаем моральное удовлетворение смотря на то, как кто-то делает то, что нам запрещено.

Ощущение своего превосходства

Мы не можем всегда и во всем быть успешными. Так в моменты нашей уязвимости для поддержания самого себя мозг может включать разные защитные механизмы. Одним из таких вариантов является комплекс превосходства — это защитный механизм психики, при котором появляется ощущение превосходства, вызванное скрытым чувством неполноценности.

В таком случае мы находим моральное удовлетворение в ощущении того, что мы знаем как поступать и реагировать правильно там, где остальные терпят неудачу (ну здравствуй, наш внутренний диванный критик). В таких ситуациях мы ощущаем свое “всемогущество” и искренне верим, что мы бы всех “уделали”, дай нам только шанс.

Получение адреналина не выходя из дома

Как известно, адреналин вырабатывается в опасных или стрессовых ситуациях и вызывает ощущения, похожие на эйфорию. Этот «гормон страха» помогал нашим предкам мобилизовать все ресурсы организма для защиты от хищников. А так как в наше время нам не от кого защищаться, люди придумали другие способы выброса адреналина. Одни смотрят ужастики, другие ныряют с аквалангом, а третьи — к примеру, смотрят видео в Ютубе. Такое получение адреналина в нашей скучной и обыденной серой жизни дает ощущение “встряски”, изменений, необычных ощущений и все это в безопасном виде, не выходя из дома и по цене вашего подключения к интернету.

Получение опыта адекватной реакции

Возвращаемся к теме травли. Многие из нас попадали в ситуацию, когда кто-либо пытался нас задеть. Кого-то спасали друзья, кого-то ноги или кулаки, а кого-то филигранное чувство юмора. Но не все могут быстро соориентироваться и принять спасительное решение в такой стрессовой ситуации, особенно если учесть, что большая часть их них происходила в возрасте, когда опыта взаимодействия не так уж и много.

Просмотр таких передач, помимо чужого опыта, на котором старые заповеди советуют учиться, дает нам мнимое, а иногда и реальное ощущение того, что мы знаем как правильно поступать в ситуации вербальной агрессии, а значит большую уверенность в себе.

Переоценка ценностей

Раннее исследования показали, что аудитория не любит насилие как таковое, но сцены насилия вызывают различные “ценные” эмоции, такие как волнение и ожидание. Тем не менее, новое исследование с участием 482 добровольцев в возрасте 19-22 лет из Германии и США показывает, что получение удовольствия лишь частично объясняет, почему люди смотрят фильмы со сценами насилия.

Подопытным предлагали посмотреть трейлеры к фильмам, содержащие сцены с различными степенями насилия и разрушения. Участникам эксперимента было предложено рассказать о своем восприятии фильма и оценить его, например, “со смыслом”, “тревожный”, требующий размышлений и т.д.

Судя по всему, некоторые виды негативных картинок привлекают людей тем, что позволяют осознать важные аспекты мотивации и эмоциональных состояний человека. Ученые полагают, что сцены насилия, которые воспринимаются как очень значимые, лучше осмысливаются и могут способствовать развитию сочувствия жертвам, восхищению актами мужества и нравственными поступками в условиях насилия. Разумеется, это не означает, что людям с неуравновешенной психикой сцены насилия помогут проникнуться чувством любви и уважения к жертвам насилия, скорее все будет наоборот. Однако не стоит однозначно заявлять, что боевики, фильмы ужасов и фильмы-катастрофы нанесут непоправимый вред психике адекватного человека.

Также ощущение “мнимой” угрозы дает нам представление об опасности и ценности жизни. Позволяет переосмыслить собственные поступки и проанализировать значимость действительно важных для нас вещей.

 

1 comment

Comments are closed.